Неточные совпадения
Вот она как-то пошевелила прозрачною головою своею: тихо светятся ее бледно-голубые очи; волосы вьются и падают по плечам ее, будто светло-серый
туман; губы бледно алеют, будто сквозь бело-прозрачное утреннее небо льется едва приметный алый свет зари; брови слабо темнеют…
Он любил этот миг, когда кажется, что в грудь
голубою волною хлынуло всё небо и по жилам трепетно текут лучи солнца, когда тёплый синий
туман застилает глаза, а тело, напоённое пряными ароматами земли, пронизано блаженным ощущением таяния — сладостным чувством кровного родства со всей землёй.
Темно-голубые небеса становились час от часу прозрачнее и белее; величественная Волга подернулась
туманом; восток запылал, и первый луч восходящего солнца, осыпав искрами позлащенные главы соборных храмов, возвестил наступление незабвенного дня, в который раздался и прогремел по всей земле русской первый общий клик: «Умрем за веру православную и святую Русь!»
Украинская осень удержала меня до тех пор, пока белые днепровские
туманы совсем перестали о полуночи спускаться облачною завесою и зарею взмывать волнами к
голубому небу.
Светает. Горы снеговые
На небосклоне
голубомЗубцы подъемлют золотые;
Слилися с утренним лучом
Края волнистого
тумана,
И на верху горы Шайтана
Огонь, стыдясь перед зарей,
Бледнеет — тихо приподнялся,
Как перед смертию больной,
Угрюмый князь с земли сырой.
Казалось, вспомнить он старался
Рассказ ужасный и желал
Себя уверить он, что спал;
Желал бы счесть он всё мечтою…
И по челу провел рукою;
Но грусть жестокий властелин!
С чела не сгладил он морщин.
Он явился только к вечеру — хмурый, взъерошенный, с резкими складками на лбу и с каким-то
туманом в
голубых глазах. Не глядя на меня, подошел к ларям, посмотрел, что мной сделано, и молча лег на пол.
Коновалов слушал внимательно. Он сидел против меня, подперши щеку рукой, и его большие
голубые глаза, широко раскрытые, задумчивые и умные, постепенно заволакивались как бы легким
туманом, на лбу всё резче ложились складки, он, кажется, удерживал дыхание, весь поглощенный желанием понять мои речи.
Аян протер глаза в пустынной тишине утра, мокрый, хмельной и слабый от недавнего утомления. Плечи опухли, ныли; сознание бродило в
тумане, словно невидимая рука все время пыталась заслонить от его взгляда тихий прибой,
голубой проход бухты, где стоял «Фитиль на порохе», и яркое, живое лицо прошлых суток.
Так продолжалось около часа, пока красный
туман не подступил к горлу Пэда, напоминая, что пора идти спать. Справившись с головокружением, старик повернул багровое мохнатое лицо к бухте. У самой воды несколько матросов смолили катер, вился дымок, нежный, как
голубая вуаль; грязный борт шхуны пестрел вывешенным для просушки бельем. Между шхуной и берегом тянулась солнечная полоса моря.
Ночь мчалась галопом; вечер стремительно убегал; его разноцветный плащ, порванный на бегу, сквозил позади скал красными, обшитыми
голубым, клочьями. Серебристый хлопок
тумана колыхался у берегов, вода темнела, огненное крыло запада роняло ковры теней, земля стала задумчивой; птицы умолкли.
Туман лежал белой колыхающейся, бесконечною гладью у его ног, но над ним сияло
голубое небо, шептались душистые зеленые ветви, а золотые лучи солнца звенели ликующим торжеством победы.
Но родина и вольность, будто сон,
В
тумане дальнем скрылись невозвратно…
В цепях железных пробудился он.
Для дикаря всё стало непонятно —
Блестящих городов и шум и звон.
Так облачко, оторвано грозою,
Бродя одно под твердью
голубою,
Куда пристать не знает; для него
Всё чуждо — солнце, мир и шум его;
Ему обидно общее веселье, —
Оно, нахмурясь, прячется в ущелье.
Из-за
туманов,
На небосклоне
голубомГлавы гранитных великанов
Встают увенчанные льдом.
Белеет парус одинокой
В
тумане моря
голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?..
Обитель спала. Только чириканье воробьев, прыгавших по скату крутой часовенной крыши, да щебетанье лесных птичек, гнездившихся в кустах и деревьях кладбища, нарушали тишину раннего утра.
Голубым паром поднимался
туман с зеленеющих полей и бурых, железистой ржавчиной крытых мочажин… С каждой минутой ярче и шире алела заря… Золотистыми перьями раскидывались по ней лучи скрытого еще за небосклоном светила.
Справа, совсем близко, высятся окутанные дымкой
тумана передовые острова. Вот Порто-Санте, вот голый камень, точно маяк, выдвинутый из океана, вот еще островок, и наконец вырисовывается на ярко-голубом фоне лазуревого неба темное пятно высокого острова. Это остров Мадера.
А небо меж тем тускней становилось, солнце зашло, и вдали над желто-серым
туманом ярманочной пыли широко раскинулись алые и малиново-золотистые полосы вечерней зари, а речной плес весь подернулся широкими лентами, синими,
голубыми, лиловыми.
Туман уже совершенно поднялся и, принимая формы облаков, постепенно исчезал в темно-голубой синеве неба; открывшееся солнце ярко светило и бросало веселые отблески на сталь штыков, медь орудий, оттаивающую землю и блестки инея. В воздухе слышалась свежесть утреннего мороза вместе с теплом весеннего солнца; тысячи различных теней и цветов мешались в сухих листьях леса, и на торной глянцевитой дороге отчетливо виднелись следы шин и подковных шипов.
Ночь с ее
голубым небом, с ее зорким сторожем — месяцем, бросавшим свет утешительный, но не предательский, с ее
туманами, разлившимися в озера широкие, в которые погружались и в которых исчезали целые колонны; усыпанные войском горы, выступавшие посреди этих волшебных вод, будто плывущие по ним транспортные, огромные суда; тайна, проводник — не робкий латыш, следующий под нагайкой татарина, — проводник смелый, вольный, окликающий по временам пустыню эту и очищающий дорогу возгласом: «С богом!» — все в этом ночном походе наполняло сердце русского воина удовольствием чудесности и жаром самонадеянности.
— Р…аз! Два! Три!… — сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в
тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими,
голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
Над ним было ясное,
голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря
тумана.
Плутали, плутали, ан тут и лес оборвался, вдалеке в два яруса
голубые холмы маячат, по скату то ли
туман белеет, то ли овцы пасутся.